Чудо святого Георгия о змие
МНОГООБРАЗИЕ СИМВОЛОВ ОДОЛЕНИЯ ЗЛА
Словесное истолкование видимого символа, — можно ли уподобить это занятие описанию – вербализации музыки, аналитическому разбору поэзии, препарированию логикой тонких движений души, вызывающих едва заметную улыбку, приоткрывающих родник слёзный… «…Значение слез, особенно у новоначальных, темно и неудобопостижимо…» — читаем в «Лествице», — вот и не станем разбирать эти причины, отстраняясь от них по возможности. Но образ живописанный – уже ли обращён исключительно к чувствованию, несёт ли в себе запечалённое видение, не выразимое однозначно или пространно печатным словом, повествованием линейным и двумерным. Когда мы имеем дело с образом – иконой, станем утверждать, опираясь всего более на личный опыт – на что бы ещё? – рассуждать о том, что находимся в пространстве символа, открывающегося нам, жаждущего объясниться с нами, подбирающего для этого изъяснения особенный язык – язык иконы.
«ПАШСКИЙ ГЕОРГИЙ»
Пашский Георгий» — так зачастую именуют в искусствоведческой среде этот образ, относимый специалистами к концу 14 – началу 15 века, находящийся теперь в постоянной экспозиции Русского Музея. Именно с этой иконы начнём рассмотрение иконографических особенностей и вариантов образа чуда святого Георгия о змие. Здесь, как видится, мы обретаем выдающийся образец иконописной красоты и возможно полное звучание иконографических символов, встречающихся в широчайшем ряду вариантов – изводов этого иконографического сюжета. Заинтересовало название и место происхождения этой иконы — из церкви в селе Манихине на реке Паше, постарался отыскать это село, церковь, хоть бы на карте. Глубокая провинция, новгородская периферия, удалённая от центра художеств и искусств, торговых хитросплетений и взаимопроникновений ганзейских городов. Вдали от всего этого, в глуши, отъёдинённой от геополитических европейских амбиций, княжеских противоборств и степных нашествий, гнёта монгольского… рождена эта икона, выношенная, как плод глубокого Богословского осмысления, образ высочайшего художественного изящества и живописной красоты.
ИКОНА СВЯТОГО ГЕОРГИЯ ИЗ СОБРАНИЯ ОСТРОУХОВА
Эта удивительная икона именуется сведующими специалистами, несколько высокомерно: «остроуховским Георгием», по происхождению в Государственной Третьяковской Галерее из частного собрания Остроухова. Не подступиться с внятными размышлениями к этому таинственному образу, исполненному символических загадок и поэтичного великолепия. Но попробуем же и здесь несколько приблизиться к пониманию символики иконы от её атрибуции. Эту икону также относят к новгородскому письму первой половины 15-го века. Живопись Европы, со-временная созданию этого образа, пресыщена высоким реализмом, мотивами возраждающейся античности, полна уподобления видимой красоте тварного мира. Здесь же мы встречаем загадку, сложный символ, поэтический взлёт на языке иконописи, творческое озарение и благочестивое дерзновение, обусловленное ясным и ярким личным видением живописца своей иконописной задачи. В чём она? О чём говорит образ, так не похожий на иные известные изводы Чуда святого Георгия о змие?
«ЧЁРНЫЙ ГЕОРГИЙ» (the «Black George»)
Замечательный, знаменитый образ русского северного письма, относящегося по различным вариантам атрибуции к 14 веку, либо концу 15-го… Не станем перед этой иконой отыскивать оснований иконографическому изводу в исторических перипетиях времён его создания. Но обратимся к истории новейшей и печальной судьбе достояния русского духовного живописания, составляющего нынче гордость и драгоценную «жемчужину» в собрании Британского Национального музея в Лондоне. Теперь образ чуда святого Георгия о змие — здесь и очень помпезно, современно, рублено, примитивно и пошло именуется: the «Black George». В узилище образ, в пленении, в поругании наименованием чуждым, привитым и не приемлемым, не привычным, не воспринимаемым без ощущения обиды, оскорбления, унижения: the «Black George». Отнюдь не Караджорджиевич, на черногорский лад
РОСТОВСКИЙ ПОБЕДОНОСЕЦ
И ещё один образ Чуда святого Георгия о змие, томящийся ныне в собрании московского Музея Русской Иконы. Специалисты датируют эту икону последней четвертью 14 века и относят её происхождение к ростовским землям. На сайте музея представлена обширная научная статья об этой иконе, разбирающая состояние памятника культуры: утраты красочного слоя, участки позднейшей вставки левкаса, реставрационные этапы. В статье представлен достаточно глубокий поясняющий материал по иконографии образа, толкование основных значений символики, описание византийской «легенды» о святом Георгии. Не станем оспаривать суждений, либо пытаться дополнить их. Постараемся высказаться от них независимо, как видится, в несколько ином направлении восприятия и осмысления образа.
ДВУСТОРОННЯЯ ИКОНА С ОБРАЗОМ ЗНАМЕНИЯ
Происхождение иконы собрания Государственного Эрмитажа специалисты относят к началу 16 века, указывая её принадлежность к традиции северного письма, распространённого в северных провинциях Новгорода, в прионежье. Очень вероятно, что икона происходит из Каргополя, одного из крупнейших русских городов 16 – 17 веков, торгового, культурного центра, истока нашей северной иконописной традиции. Иконописное творчество этой школы не принято рассматривать, как некую новгородскую периферию и культурную второстепенность, но традиционно наделяют по достоинству признанной самобытностью и как бы правом самостоятельной грани в дивном кристалле русской духовной живописи.
ЧУДО СВЯТОГО ГЕОРГИЯ НА РАЗНОЦВЕТНЫХ ГОРКАХ
Происхождение этой иконы Чуда святого Георгия о змие, находящейся в Третьяковской галерее, относится специалистами к Новгороду середины 14 века. Станем ли вновь пытаться разгадать нюансы иконографического извода из хитросплетений исторических обстоятельств вероятного временного периода и предполагаемого места создания иконы? Это занятие не представляется достаточно продуктивным, но отложиться от него вовсе будет едва ли верно.
РАВНОЧЕСТИЕ ЧИНОВ СВЯТОСТИ И ЗМИЕВ УЗЕЛ ЦАРСКОЙ ИКОНЫ
Красивейший, замечательный образ. Можно было бы сказать – образцовый извод иконографии Чуда святого Георгия о змие, если было бы приемлемо для традиции иконописи и творчества лучших мастеров само понятие некоего общего образца – как эталона для безусловного, подчинённого воспроизведения, подражания, художественного копирования. Мы встречаем буквально бесчисленное множество – множеств вариантов извода, а в каждом из них – особенное осмысление. Особенное слово на языке иконы перед Самим Господом – Богословие о противостоянии, противлении злу и одолении. Впечатляет, завораживая, особенный простор света в этом образе, который, видимо, назовём красотой, рождаемой соразмерностью и гармонией форм, прозрачной чистотой цвета, читаемостью символов – всё обретаем в этой иконе. И не отойти от неё.
ЧУДО СВЯТОГО ГЕОРИЯ НА ЛАЗОРЕВОМ ФОНЕ
Рассмотрим ещё один извод старинной русской иконы Чуда святого Георгия о змие. К сожалению, у нас не нашлось достаточного упорства, настойчивости и благочестивой пытливости, чтобы отыскать её атрибуцию, даже выяснить место её нахождения. Быть может, откроется это как-то – и устыжусь мрачного невежества своего. Но сейчас не в атрибуции дело. Благодаря этой иконе, обнаруженной лишь в электронной фотографии, очень уж захотелось высказаться об очевидном – о развитии иконографии, о том, что иконографический канон ни в коем случае не застывшая и довлеющая, мертвящая, обязывающая и обвязывающая по рукам и ногам — внешняя — форма, выхолащивающая творчество. Думается, что для человека, хоть сколько-нибудь приблизившегося, размышляющего перед образом Божиим это совершенно ясно.
ПОБЕДИТЕЛЬ, ОБЛАЧЁННЫЙ ВО ХРИСТА
Выскажемся об этой иконе, пусть для того лишь, чтобы снова прикоснуться к ощущению величия силы Господней, являемой в образе Чуда святого Георгия о змие. Происхождение этого образа относится специалистами к ростовским, либо костромским землям последней трети 15 века. И вновь, доверившись атрибуции специалистов, легко отыщем в рассматриваемых особенностях иконографии — подтверждения и художественную огласовку сухому атрибутивному каркасу исторического памятника — свидетеля ушедшей эпохи, несущего на себе внятную печать её. Итак, окончание 15 века в ростовских землях? Период преодоления княжеского родового наследственного уединения в своём от-единённом от обще-русского царства уделе. Время созидания могучего единства Руси, восхождения Москвы в обличие Третьего Рима, произрастающего на новых землях, изошедших из монгольского плена. Возрастание Москвы, царственно восстающей имперским средоточием православия.
ВЕНЧАНИЕ ПОБЕДИТЕЛЯ
Происхождение этого великолепного образа специалисты относят к началу – середине 16 века средней Руси. Любуясь неотрывно живописью и пробуя произносить от себя что-то, не станем повторяться о высказанном перед иными изводами образа. Коснёмся некоторыми замечаниями лишь характерных отличий и особенностей, представляющихся особенно значимыми. Особенная художественная выразительность этой иконы достигается несколько нарочитым изображением фигур всадника и змея в опозициях свойств. Светлые, утончённые, грациозно воздушные, невесомо парящие — и всадник, и конь. Подчёркнуто независимы, неслиянны ни копозиционно, ни сущностно фигуры всадника и змея – это общее свойство многих изводов образа. Но редко, как здесь, — будет столь грациозен гарцующий, тонконогий белый конь, раскрывший рот на разверстую пасть змия, плывёт по воздуху над попираемым чкдовищем, не касаясь его. Непросветно тёмный, грузный, распластанный под своею тяжестью – змей, с маленькими немощными крыльями буквально ползёт на чреве, распластываясь вдоль нижнего поля иконы, вцарапывается когтистой лапой в неглубокий иконный повал.
УСЛОЖНЕНИЕ ОБРАЗА ПОВЕРХНОСТЬЮ ВРЕМЕНИ
Не станем помышлять о том, что нам удалось разобрать как – либо исчерпывающе хотя бы основные иконографические типы изображения Чуда святого Георгия о змие. Но отметим, изнемогая перед нарастающим изобилием оттенков значений и смыслов этого образа, что нарастание это можно понять, как трансформирование сокровенного и несказуемого — во внешнюю филигранность и усложнённость изобразительных форм. Усложнение иконографии как бы выводит образ из области символа в область знака – значения. Образ – символ, изводящий через видимомое в предощущаемое невидимое –понимаем, как апелляцию к чувственной, эмоциональной, душевной восприимчивости человека. Символ обращается к той человеческой области, где едва ли внятно прослеживаются области соприкосновения, взаимного проникновения и различия душевного и духовного составов.
ОБРАЗ ИМПЕРСКОГО ВЕЛИКОЛЕПИЯ НАКАНУНЕ ПОГИБЕЛИ
Будто продолжением предыдущему очерку представилось важным высказаться об иконе Чуда святого Георгия, не относящейся к русским письмам. Перед нами образ греческий, столичный, имперский, Царе – Градский… накануне падения Империи в небытие. Велико-лепен образ противоборства злу. Святой Георгий – высоко поставленный вое — начальник в сиятельных, цвета золота Божественного фона иконы, искусно изукрашенных доспехах имперской армии. В его образе сам великий Второй Рим -сокрушает «чудище обло озорно огромно…». В Италии нынче этот образ 15 века, в собрании палаццо Леони Монтанари Виченце. А Рим великолепный и царствующий в нём град?
СТРАСТЬ ПОБЕДИТЕЛЬНАЯ
Не станем слишком рассуждать о иконографических нюансах этого греческого образа из Византийского музея в Афинах, относимого к 17 вкеку. Образа, созданного в период тотального порабощения и фактического исчезновения Византии с лица мiра Божьего. Это достаточно поздняя икона создана в период развившейся европейской живописной традиции, давно уже к тому времени произрастившей свои замечательные живописные сюжеты противоборства святого Георгия со змием, кисти Рафаэля, Дюрера, Рубенса, Тинторетто, Учелло и множества иных мастеров, совершенно удалённых от иконописи. Рассматриваемый нами теперь извод, конечно же, прежде всего, икона, отделена от европейской религиозной живописи на иконный сюжет. Представляется, полезно и поучительно – увидеть этот образ в соотнесении с византийской иконой, несколько рассмотренной выше.
ТРИУМФ СВЯТОГО ГЕОРГИЯ. ИКОНА ИЗ СОБРАНИЯ ПОГОДИНА
Рассмотрев ряд иконографических сюжетов – изображений противоборства святого Георгия со змием, обратим наше внимание на один из вариантов изображения, который можно было бы назвать триумфом святого Георгия. Святой победитель одолев змия, смирил его и вводит в город для усекновения главы. Чудище ведёт освобождённая царевна, привязав змея к девичьему поясу. Приблизимся к некоторым вариантам этих изводов образа. Изображение триумфа святого Победителя мы сможем проследить в некотором изменении образа в потоке времён и обстоятельств создания, но не станем делать этого слишком уж подробно. Заметим, обобщая, что образ триумфа характерен для всей русской иконописи и монументальной храмовой росписи с момента её привнесения на Русь из «греков» и в прорастании собственной традиции иконописания. Не станем строго придерживаться хронологии в последовательности рассмотрения вариантов этого иконописного извода. Выстроим рассмотрения, сообразуясь с личным пониманием упорядоченности в контексте данного очерка.
ИЗВЕДЕНИЕ ПОВЕРЖЕННОГО
Интересно заметить, что, как и в новгородском образе Русского музея, как и в иных иконах триумфа святого Георгия, и в образцах монументальной живописи, мы прослеживаем это изображение в обрамлении житийных клейм. Видим и в этом изводе образа Чуда о змие, как завершившееся противоборство победоносноого оружия, усилий человеческих, обрагодатствованных Богом. Здесь раскрывается особенная символическая трактовка противостояния, длящегося нескончаемо до истечения времён, — изображение увенчания схватки – победой и триумфом над одоленным змием. Зло смирено и оканчивает своё существование и сопротивление. Неужели икона прообразует некое время существования «тысячелетнего царства», золотого века не озлобленного бранью? Неужели отклик древней ереси иудейской рассмотрим здесь? Клейма, обрамляющие триумф святого Георгия не позволят помыслить о ереси. Венец одоления зла – торжественное шествие победителя в город изображается в обрамлении мученического подвига. Собственно мученичество – и есть одоление зла в принятии венца личной погибели ради Христа. Венца мученика удостаивается свидетель Божий, триумфатор, свидетельствующий о Боговидении всем своим человеческим существом, всей жизнью до полного её истечения без остатка. Свидетель – триумфатор над побеждённым злом свидетельствует о Боге, умалившись до смерти в принятии Христа.
ТРИУМФ СЕРБИИ НАКАНУНЕ КОСОВА
Фрагмент монументальной росписи – живописного космоса в храме святого Георгия близ посёлка Нагоречане в нынешней Македонии. Эта живопись широко известна, детально исследована и многократно подробно описана, впрочем, как и все рассмотренные нами образы. Скажем ли от себя ещё что-либо новое об этом изображении. Впишем ли свой голос, отклик своего видения – как значимое дополнение в череду слов, уже отразившихся от огнива этих икон, высекающих искры из душ от соприкосновения с ними…
ТРИУМФ СОЗЕРЦАЮЩЕГО ПОГИБЕЛЬ
А вот и ещё один образ, явленный из-под спуда музейных схронов. На дивном выставлении – выставке неведомого в Эрмитаже. С удивлением и оттенком возмущения прочитываем атрибуцию, относящую образ к автору Ангелосу Акоантосу, греческому мастеру середины 15 века, к собранию византийских икон Н. П. Лихачёва, к инвентарному номеру в хранилище I-48, словно бы к могильному обелиску над погребением иконы. В безвестности этот образ, со многими множествами иных, сокрытых от глаз, от узнавания, от радости предстояния, от почитательных молитв – в теснинах музейных накопителей «национального достояния» — долой с глаз и вон из живых сердец. Так, не одного мшелоимства ради, но и во благо научное – создаются «условия хранения», за счёт оскопления естественной жизни, для которой созданы эти окна в мир Божий, словна законопаченные теперь, униженные, обез-доленные, обез-славленные, обречённые на безвестность.
СТАТИКА ПРОТИВОБОРСТВА ЗЛУ
Рассмотрим ещё один вариант извода этого образа, относящийся по официальной его атрибуции к провинции Новгорода 15 века. По некоторым данным этот образ находится в запасниках Русского музея, — или в узилище музеума русскости, — ещё один образ национальной православной святости, насущнейшее иконное изображение противления злу – заточено, со-хранено (от нас?) и пребывает в безвестности. Сложно найти это изображение даже и во «всемирной информационной паутине». Нет этого образа в постоянной экспозиции, не выставляется он и на обозрение почтеннейшей и любопытствующей публике, сложно обнаружитть этот образ в каталогах, в распространённых репродукциях. Мы и не знали бы о нём ничего, если бы ни… случайная почтовая рекламная открытка в музейном киоске.
ТРИУМФ СВЕТОНОСНОЙ СИЛЫ
Сложно оважиться и высказать ещё что-либо в довесок такому изобилию авторитетнейших писаний, суждений, плодов многолетних учёных изысканий – об этом великом художественно – историческом памятнике монументальной живописи Руси. Несколько ободряет, разве что, контекст выбранного нами очерка – повествования, почти литературная стилистика нашего текста, просто не позволяющие пройти мимо этого изображения, иконографического извода, совершенно уникального явления в русском искусстве, как неувядающего отсвета творческого гения, духовной наполненности и мощи. Ещё несколько извиняет наше дерзновения обнаруженные противорчия во взглядах, трактовках, обоснованиях и высказываниях об этой монументальной иконе у различных маститых и авторитетнейших авторов.
ИКОНОГРАФИЯ ЧУДА О ЗМИЕ В РУССКОЙ ГЕРАЛЬДИКЕ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ СИМВОЛИКЕ
Тема, заявленная в самом названии грядущего очерка, представляется почти неисчерпаемой и неотобразимой в желаемой полноте формой краткого очерка. Вместе с тем, множество фундаментальных трудов, «властного» контента на официальных информационных порталах и заметок популярных описаний почти не оставляют места для приложения каких – либо значительных новых исследовательских усилий к вопросу, вполне изученному, изъяснённому. Вместе с тем, надеемся, что интерес к заявленной теме, повсеместно и широко раскрытой, значительно облегчит наши труды, извинит некоторую торопливость и недостаточную скурпулёзность в рассмотрении обширнейшего материала. Множество трудов, изданных и издаваемых о заявленном предмете очерка, избавят нас от необходимости повторяться об общеизвестном, широко объяснённом.